Александр Ярошук руководил Калининградом почти 13 лет, после чего ушёл сначала в Госдуму, а потом и в Совет Федерации, где сейчас входит в комитет по обороне и безопасности. В середине ноября он отметил своё 60-летие, после чего согласился на интервью «Новому Калининграду». В ходе беседы сенатор рассказал, готов ли, по его мнению, регион к вооружённому конфликту с соседями, объяснил, почему вернул детей в Россию, а также ответил на вопросы, как на него повлиял патриарх Кирилл, не скучает ли он по креслу мэра города и ошибался ли, когда занимал его.
— На днях у вас был отчёт в нашем Заксобрании. Получилось немного скомкано, на мой взгляд. Или просто показалось?
— Я думал над каждым словом, чтобы лишнего не сказать.
— Ну, допустим, лишнего по теме обороны сейчас и не скажешь. А вы сразу, как прошли в Совет Федерации, в Комитет по обороне пошли или рассматривали другие варианты?
— Да. Это был мой осознанный выбор. Меня звали в комитет по экономике, потому что я был в комитете по экономике в Государственной Думе, больше трех лет там проработал. Но, когда я пришел, все-таки принял решение идти в комитет по обороне и безопасности. Мне почему-то эта тема интересной показалась. Ещё никто не знал, что этот конфликт (СВО — прим. «Нового Калининграда») наступит. Так вот получилось.
— И всё-таки почему выбор в пользу комитета по обороне?
— Я же говорю, не могу даже объяснить. Мне просто показалось, что эта тема интереснее для меня. И вот принял такое решение. А буквально через три месяца актуальность этого вопроса подтвердила, что я правильный сделал выбор.
— В Совет Федерации вы, получается, осенью 2021-го прошли...
— Да, это 21 октября было.
— В отчете там написано всё, по большому счёту. А так я отучился в Академии Генерального штаба и смотрю по-другому сейчас на всё происходящее, в том числе и на Специальную военную операцию.
Вообще военная наука — это фантастическая наука, с чётким планированием, с чёткой экономикой. Понятно, что я сам по-другому смотрел на те или иные происходящие вещи. По большей части то, что печатается в СМИ... Вообще не хочу даже здесь комментировать. Это люди, которые вообще в этом не разбираются. Но они рассуждают о боевых действиях, о состоянии вооруженных сил. Это смешно. Всё по-другому устроено. Конечно, масса проблем была в начале. У нас все войны начинались плохо, и СВО не исключение. Но мы очень быстро делали выводы, очень быстро учились и перестраивались. Выросла целая плеяда командиров, правильных людей, которые умеют воевать. Та старая гвардия теоретиков уже ушла. Вы их фамилии уже не слышите.
В ВПК тоже очень проблем тоже было много. По поручению Валентины Ивановны Матвиенко (спикера Совета Федерации — прим. «Нового Калининграда») у нас больше 80 закрытых комитетов прошло с Министерством обороны, с Министерством промышленности и торговли, с директорами предприятий, где конкретно высказывалось, что надо менять, и причем срочно. Проблемные вопросы очень быстро решались. Буквально в течение месяца. Это вообще невиданные скорости, просто невероятные. Я говорю сейчас про весь комплекс: там и ВПК, и социальные гарантии нашим военнослужащим. Месяц! Просто вдумайтесь.
— Вы сказали, что в Академии успели поучиться. Когда это было?
— Учиться я начал в 2023-м году и тогда же закончил. У нас же учёба по ускоренной программе, а не как у действующего командного состава — там два года.
— Передаю вопрос от одного из отставных военных. Его очень интересует тема безопасности Калининградской области. В свете того, что европейские лидеры время от времени высказывают угрозы. Глава Минобороны Германии Писториус, например, недавно заявил, что война между НАТО и Россией может начаться до 2029 года. Готов ли регион к вооружённому конфликту?
— Смотрите, в СМИ очень много об этом пишется. В том числе и про действия возле границы, где уже до 40 тысяч контингент (это то, что в СМИ проходило). Это то, что вы слышите на протяжении четырех лет. Там уже Макрон вводил войска раз пять, потом поляки, немцы и другие. Это просто нагнетание риторики, поднимают ставки. И только с одной целью, чтобы разрушить единство, которое сейчас есть в вооружённых силах и среди населения России.
— Тем не менее военные блогеры и военкоры говорят, что «когда закончатся украинцы, подключатся поляки».
— Да поляки третьего раздела своего не захотят. У них же генетическая память. Поорать, погавкать, в прямом смысле слова погадить — вообще отличная история для поляков. Мы здесь поляков очень хорошо все знаем. Мы их просто отлично знаем. А белорусы (Александр Ярошук родом из белорусской семьи — прим. «Нового Калининграда») их вообще лучше всех знают. Они пожили с поляками. У меня по отцу род, они все в Польше ещё родились, но в 1939-м, слава богу, обратно вернулись, по пакту Молотова-Риббентропа. Они же из Беловежской пущи. Там суржик: смесь польского, белорусского и украинского языков.
В общем, я не думаю, что они осмелятся напасть на Калининградскую область, но устроить какую-то провокацию могут. Если бы мы проигрывали на полях сражения, были бы проблемы у нас другого характера. А то, что говорит политическое руководство стран Евросоюза, я не знаю, с чем даже сравнить. Это у них, видимо, подбирали заранее таких: тупой и ещё тупее. Выбирали из них самых тупых. Это люди необразованные, которые истории не знают. Это и датчане, и поляки те же, и литовцы особенно. Господи, помилуй! Литва по населению скоро будет как Калининградская область, с таким убытием людей за границу и рождаемостью. А Латвия? Ну, что они несут, господи! Предел-то может же наступить в конце концов или нет? Однако это единственное, что они могли продавать и получать какие-то дивиденды. Сейчас эта история тоже заканчивается, это тоже агония, поэтому надо спокойно это воспринимать. Вот, знаете, бывает, идёшь — и шавки, такие маленькие собачки, которые гавкают так противно и агрессивно накидываются... Но никогда не укусят тебя. Вот их можно сравнить с этими мелкими шавками, которые только гавкают и громко так визжат.
— Еще есть один вопрос, близкий к теме вооруженных сил. В декабре 2023 года вы отправили сына своего в армию. И служил он здесь, в Гусеве, вроде как. Но он же во Франции до этого долго жил, так ведь?
— Он учился за границей, да. Но приехал, когда закончил. И у нас с ним состоялся разговор. Я говорю: «Надо идти работать, в том же „Бауцентре“ (Ярошук — совладелец компании „Бауцентр Рус“ — прим. „Нового Калининграда“). Но начнешь с продавца. Прямо с продавца пройдешь, от начала. Потом здесь сдашь экзамены, потом на замначальника отдела». Вот сейчас он уже больше чем полгода заместитель начальника отдела. Короче, будет долго идти, чтобы набраться ума и познать компанию изнутри, чтобы научиться общаться с людьми, научиться подчиняться, а потом научиться управлять людьми. И весь комплекс, который есть, он получит, но чтобы уже через 3−5 лет это был подготовленный менеджер, который смог бы уже что-то понимать. А если что-то говорить, то со знанием дела. Понятно, он еще пойдет поучиться, но уже здесь. Уровень образования я могу уже сравнивать. Это ведь тоже миф, что они там дают такое прекрасное образование. Да слабое это образование! Ну, реально слабое.
— А где именно он учился?
— Он учился в Лондоне, в двух университетах. На бакалавра, а потом была магистратура. Называть не буду где. Как бы смысла нет. Но поверьте, ничего выдающегося. Уровень МГУ в тысячу раз лучше. И это мы уже не говорим про Плехановку. А в армию он пошёл, потому что он тут не жил. Я ему объяснил: «Тебе надо очень быстро всё пройти, нужно понять Россию. Пройти социализацию, так это назовём. И за год ты всё поймешь».
— Он вообще не жил в России?
— С семи лет. Когда проблемы у нас были с одним из губернаторов...
— С Боосом?
— Неважно. Сколько поливали меня! Сколько мне всяких гадостей было... Помните этих Карауловых? Сколько, блин, репортажей! Буквально каждые две недели репортаж, что я тут мост украл, озеро украл, что я все здесь поукрал! А это же, вы понимаете, когда находишься в таком напряжении... В общем, вы про сына вопрос задали, я вам ответил. Дочка тоже вернулась. Тоже работает.
— Кстати, сын не взбрыкнул, когда вы ему такое условие поставили?
— Нет вообще. Говорит, что правильное было решение. Он служил год и сказал, что всё правильно.
— В Гусеве служил, как и писали?
— Да, сначала в Гусеве, а потом здесь, в Калининграде. Поэтому он получил и тот, и другой опыт.
— Кстати говоря, по поводу «Бауцентра». У компании вашей, судя по отчётам, вроде всё нормально.
— Да. Развиваемся, строим.
— Не испытывает она каких-то сложностей из-за того, что регион наш оказался в такой ситуации в плане транспортной блокады?
— Конечно, как и все. Да, логистика очень дорогая. Поставки товаров задерживаются в сроках, а сроки — это деньги и всё остальное. По большому счёту, давайте говорить правду, и покупательский спрос-то упал. Поэтому, конечно, мы испытываем трудности вместе со всеми.
— Ещё один личный вопрос. По поводу экс-главы администрации Балтийска Сергея Мельникова, который с февраля находится в СИЗО. Насколько я помню, он вашей правой рукой практически был, в администрации Калининграда — заместителем работал...
— Это никакая не правая рука, он был мой друг. Я с ним десять лет учился в одном классе, потом пять лет в высшем военно-морском училище. Койки у нас рядом стояли. Он очень хорошо учился. Три мастера спорта выполнил.
— Лучше вас учился?
— Он с красным дипломом и с золотой медалью закончил. У нас была четкая система в советское время. Первых двух, кто хорошо учился, забирали в КГБ. Вот его забрали в КГБ и отправили на Камчатку. А 10 следующих человек посылали на самый могучий и перспективный флот, который был с новым вооружением. Это Северный флот. Я вот попал как раз на Северный флот. Потом был 91-й и 92-й год. Сокращение было огромное. Он чуть больше меня прослужил, до капитан-лейтенанта, по-моему, или до капитана третьего ранга даже. Я уже не помню. Он вернулся сюда и, понятно, я его забрал к себе. Сначала в бизнес, а потом и в мэрию забрал. Он фантастически технический человек.
— То есть он в «Бауцентре» у вас поработал?
— Его тогда не было ещё. Тогда это был «Ванд унд Боден». А потом и в «Бауцентре» тоже. Товарищ и друг, как говорится, это часть души твоей. Вот и всё. Ну ждем, когда...
— Вы пытались в деле с его арестом разобраться?
— Вы знаете, разбираться-то я разбирался, но я по закону не могу вмешиваться ни в судебные, ни в следственные органы, поэтому детали, я надеюсь, узнаем, когда суды будут все. То, что вы слышали, то и я слышал. Ни больше ни меньше.
— То есть никак не вмешивались?
— Естественно. А как я могу в это вмешаться? Это будет неправильно. Даже для него же самого. Я считаю, что если виноват, то должен быть наказан. А если не виноват, то беспредела нельзя делать. Вот и всё.
— Продолжая про человеческие отношения, не могу не спросить про патриарха Кирилла. Я так понимаю, у вас с ним отношения очень хорошие.
— Ну, конечно, хорошие. Это человек, который всю мою жизнь изменил. А ещё, если вы историю помните, в 1985 году он пришел сюда, когда здесь духовная пустыня была. Из Калининграда ездили в Польшу и Литву, как сейчас помню, в Кибартай, чтобы исповедоваться и причаститься. У нас здесь ни одной церкви не было. И в этой духовной пустыне он смог своим словом коснуться многих сердец и душ. И тогда люди, кто как мог, начали ему помогать. Я не один из первых, кто тут начал помогать. До меня, ещё в советское время, они долго регистрировали свой приход на Менделеева, где им дали вот эту развалину монастыря. И они за 9 месяцев всё построили. Это первый православный храм тут был.
— На Тенистой аллее храм?
— На Тенистой аллее, всё верно вы говорите. Это я тот район улицей Менделеева называю. И вы видели, какие результаты его работы здесь? Он же до сих пор правящий архиерей тут. Он же патриарх Московский и Всея Руси и митрополит Калининградский. Это так, на всякий случай. Он не отдал управление здесь, так как считает очень важным для России этот кусочек.
— Форпост православия, получается?
— Совершенно справедливо. Посмотрите на Европу, где, к сожалению, уже к вере такое отношение. Это их проблема, и она погубит их. Я раньше тоже считал, что православие — это просто культурная особенность наша, пока проблема в жизни не случилась с дочкой, которую никто не мог решить (девочка попала в серьезное ДТП в 2003 году). Но святейший тогда сказал: «Никаких операций не делать». А ведь у меня возможности финансовые были. Я же рассказывал, как нейрохирург из Америки приехал, лучший детский нейрохирург из Германии, и у нас здесь, из Питера. Они меня убеждали: «Однозначно всё надо делать, но будут серьёзные последствия со здоровьем даже после операции». Вот, в прямом смысле. В какой степени, никто не мог сказать. Там с двух сторон надо было в мозг залезть. И тогда митрополит Кирилл говорит: «Ничего не делай. Молись, молись, и мы за тебя будем все молиться». Я, хоть и крещённый был, но никогда таинства не совершал. Не воцерковлённый был, так это правильно называется. Когда она в коме лежала 26 дней, тогда я в первый раз исповедовался и неистово молился все эти 26 дней. 1 августа она из комы вышла. Это было на Серафима Саровского, я как раз там находился, у мощей. Очень серьёзная служба была, до 4 утра, всенощная. И первое чудо тогда и произошло — она вышла из комы. Потом уже без операции вообще всё пропало.
— Но врачи-то следили за состоянием?
— Ничего не следили. Если помните, у нас даже ни МРТ, ни КТ, ничего не было. Мы в Польшу возили, в Гданьск. Там всё и засвидетельствовали. Я же мог принять то, что сказал митрополит, а мог и не принять. Мы приняли и делали, как он говорил. Месяц мы ждали. Врачи говорили, что если мы через месяц сделаем снимки, проблемы только увеличатся.
Но вот месяц прошел, и мы повезли её обратно, ничего не делая.
Врач-американец мне потом сказал, что у него это второй случай такой. Немец тоже говорит: «Слушай, у меня это третий случай. Я такое знаю по Германии». Ещё раз говорю, это лучшие в мире детские нейрохирурги. А дочка третьего врача, который из Петербурга, Ирина Клычкова (она тоже хирург детский), на основании этого случая кандидатскую написала и защитила.
После этого, конечно, не было никаких сомнений, что Бог есть, что он помогает конкретно. Потому я из такого, как вы, превращаюсь в другого. Стараюсь, по крайней мере. Я не скажу, что я там ангел какой-то. Нет. Но я по-другому стал жизнь воспринимать. Сейчас я стараюсь ездить по монастырям, по святым местам, ходить на службы. Много что мне открывалось и открывается до сих пор. И это помогает. Я очень много могу рассказывать про это.
Много было чудес. Когда я на выборы шёл (на пост мэра в 2007 году), я и говорить-то не мог вообще. Я боялся вас. Я пришел, помню, в 7 утра на службу в Крестовоздвиженский собор, который на Острове. Там же два храма. У меня служба в была в нижнем. Стою и плачу перед иконой. Плачу и говорю: «Господи, куда я пошёл и для чего?» У меня такое было: как только камеры, у меня всё, ступор, не могу говорить. А у нас вечером встреча в «Туристе». Там Савенко, который закончил Киевское политическое. Для него, блин, говорить — это его главная профессия. Я и думаю: «Как я после него буду говорить?» Он вышел и начал: «Я в Госдуму иду, там туда-сюда. Вот, я за себя вам оставляю. Председатель городского совета, надёжный парень». И мне даёт слово. И я не знаю, что дальше произошло. Помните, когда апостолы Иисуса спрашивали: «Куда мы пойдем проповедовать? Мы, блин, рыбаки и ремесленники. Мы говорить не можем, а тут ещё на языках каких-то». «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них». Просветлились! И здесь точно так же. Я заговорил-заговорил, и, вот видите, уже не знаю, как остановиться. А столько лет уже прошло. Да, я таких много могу чудес могу назвать. Господь, ещё раз говорю, помогает, если ты искренне в это веришь, молишься и потом стараешься менять свою жизнь в лучшую сторону. Где-то получается, где-то нет. Сразу говорю, что это тяжело.
— Получается, из-за того случая с дочкой вы с патриархом и сблизились?
— Благодаря патриарху я понял, что это очень важно. Важна вера. В советское время, понятно, там своя идеология была. Она понятна и ясна и, по большому счету, взята оттуда, из Евангелия. Те вещи, которые говорились у них (хотя они об этом не говорили), это оттуда всё.
В 90-е я помню себя, у меня же ещё советское образование, я в 1988-м закончил учиться. И я государственник. Нас, военных, учили лучшие преподаватели. Это лучшее образование было. А что в 90-х творилось, для меня это была страшная трагедия. Вы даже не понимаете, какая страшная. В Польшу едешь, а этот поляк-жаба стоит и над тобой издевается. Думаю, господи, ты еще буквально недавно другой был. Мы, когда я служил на корабле, часто заходили на ремонт к ним, как они там с уважением и с любовью относились. И вот прошло 2−3 года, блин, и ты для них третьего сорта человек, если ты с российским паспортом. Меня вот это бесило! Я помню, в 1984 году я шёл на корабле вокруг Европы, мы курсантами практику штурманскую проходили. Как нас везде встречали! В той же Италии, в Болгарии: «Руссо! Руссо! Советико!» С уважением и с любовью. И потом вот так всё [щёлкает пальцами]. Наши эти предатели от Горбачева до Ельцина. Эти твари, блин, которые всё пораздавали, всех попредавали. Кто-то от предательства, кто-то от глупости своей. И превратилась вся страна в людей третьего сорта. Меня это бесило. До безумия бесило.
— Считаете, что развал Советского Союза — это предательство?
— Конечно. Горбачев — предатель. Предатель однозначно. Ельцин то же самое, добил этот процесс из-за своей гордыни и тщеславия, чтобы только стать президентом.
В Беловежской пуще происходило это всё, а это полтора километра от моей деревни. Там очень многие старики были свидетелями. Это сейчас их уже нет, а тогда я их всё слушал. Они говорили, как это было в 1991 году. Они пьяные в хлам все были, блин.
Только Бурбулис и Шахрай (Геннадий Бурбулис и Сергей Шахрай — политические деятели, сподвижники Бориса Ельцина — прим. «Нового Калининграда») между ними бегали и пытались что-то всем объяснять. У них, видимо, страх был. А эти пили, как демоны, блин. В прямом смысле слова. «Як в срацу упились», — так мне местные говорили.
— Они действительно были свидетелями?
— Ну, кто-то дворником, кто-то посудомойкой там работал. В Вискулях же была первая резиденция. Сейчас другая, но та тоже осталась. Историческое место, где Советский Союз развалили. Это всё было.
— Кстати, вы не сказали, с какого года знакомы с патриархом.
— Сейчас скажу... Впервые пообщался в 2000-м или в 2001 году.
— А доверительное общение с какого момента?
— Доверие у нас с 2003 года. И он многих нас вдохновил. Укоренил в вере. И мы начали строить церкви и часовни, помогать. Это же даёт... На сегодняшний день у меня душа радуется, что в храмы ходят, детей много. Я вам с уверенностью скажу, что будущее у нас есть. И у страны, и у Калининградской области. В отличие от этих наших соседей. Вам, может, трудно понять, как человеку-атеисту, но, поверьте, это очень важно. Посмотрите на Украину, они начали уничтожать там сначала православие. Церковь и русский язык. История потом ещё это рассудит.
— О вашем политическом будущем вопрос. Мы председателю Заксобрания Андрею Кропоткину уже задавали такой вопрос, собирается ли он куда-то идти с поста спикера. А вы вместо Совета Федерации не хотите куда-нибудь?
— Никуда не хочу. Вообще.
— То есть с поста сенатора уже на пенсию или как?
— До пенсии мне много, я человек активный ещё на самом деле.
— Будете работающим пенсионером?
— Ну, почему пенсионером? Бог даст, пойду, может, на второй срок, если доверят. На самом деле сейчас как раз у нас очень хорошая команда получилась. И, честно говоря, мы и с Антоном Андреевичем [Алихановым] много чего делали, и с Алексеем Сергеевичем [Беспрозванных]. Когда он пришёл, мы сели, поговорили, я рассказал всё, что могу. Где Шендерюк-Жидков может, который после Олега Ткача пришёл (у него экономический и бюджетный блоки). У нас там такое распределение. Так как я мэром был, у меня остались хорошие отношения с нашими министрами, с руководителями тех или иных направлений и департаментов, в силовых органах. И мы эти движения все скоординировали.
Тут недавно пример приводился: ни Дятлова, ни Антон Андреевич не могли порешать с землёй Минобороны на Артиллерийской. Она нужна была для детского садика и для школы. От Минобороны были отрицательные ответы и всё. А строить надо. Для тех же детей военнослужащих. Вы же знаете, при Шойгу это была такая сакральная тема, что ни пяди земли не отдавали никому. Я поднял эту тему. «Валентина Ивановна [Матвиенко], — говорю, — у всех регионов есть эта проблема. Надо сделать так, чтобы под социальные объекты, если обращаются субъекты или муниципалитет, земля в течение месяца передавалась». В них же, в эти школы и детские сады, ходят те же дети военнослужащих, которые там живут, в том или ином районе. А у нас это проблема. Дорогу сделать нельзя, потому что не твоя земля. Валентина Ивановна очень быстро эту тематику подхватила, позвонила министру обороны. Я на следующий день уже встречался с его заместителем, Тимуром Ивановым. Всё решили.
— С тем самым Тимуром Ивановым?
— Да, который сейчас сидит. Но, тем не менее, мы решили. В течение четырёх дней прилетел сюда он и всё подписал с Антоном Андреевичем.
А когда у нас только первые санкции пошли, когда проблемы пошли с логистикой, я тоже этот вопрос поднял. У нас есть «час сенатора», где мы актуальные вопросы поднимаем. Валентина Ивановна сразу позвонила министру транспорта, министру здравоохранения. Мы очень быстро всё решали, что надо быстро откорректировать. Прямо в онлайне.
Я поработал в Госдуме, поработал в Совете Федерации и понимаю, что и как работает. Дума — политический орган, важный орган — вопросов нет. Но это 450 человек, там группы эти фракционные. Механизм так сделан, что они никуда не спешат. И очень много, к сожалению, этой фракционной борьбы. Там очень сложно решать те или иные оперативные вопросы, которые касаются субъектов. А у нас орган не политический, у нас представители регионов.
Они там, чтобы решать очень быстро ту или иную проблему, которая есть в регионе. И Валентина Ивановна ничего не откладывает на завтра. Она сразу решает, в этот же день, что мне очень нравится. Поэтому я считаю, что у нас эффективный Совет Федерации. Просто я своей работой, честно, очень доволен. Потому что я одно представлял, когда шёл, а получилось так, что конкретно можно решать и помогать.
С теми же троллейбусами этими и с трамваями. Вот обратился губернатор к Валентине Ивановне. Мы рассказали всю ситуацию. Посмотрите, как сразу комиссия приехала сюда во главе с Кутеповым. Быстро разобрали проблематику. 10 миллиардов, извините, выбили просто у премьера. Сняли с других направлений. Сейчас вопрос в стадии решения
— Учитывая, что у вас дом находится недалеко от проспекта Победы, как относитесь к тому, что трамвай отсюда убрали? В течение полутора лет уже эта тема активно обсуждается.
— Вот знаете, я вам расскажу одну вещь. Вы эту тему очень сильно здесь в СМИ поднимаете. Я 12 лет и 8 месяцев городом управлял. Поверьте, у нас было после войны 37 отдельно выделенных маршрутов немецких. Это чтобы вам было понятно. Конечно, если бы тогда мозги были у всех и могли бы планировать, понимали бы, как будет развиваться транспорт, как город будет развиваться, конечно, их надо было оставлять. Это метро, считай, отдельно выделенное. Затем это всё ломалось-ломалось. При Савенко их уже 17 осталось, как сейчас помню. Потом на Невского, на Гагарина, все отдельно выделенные маршруты поубирали. Их осталось 3 или 4 уже при мне. Я только закрыл Тельмана, кусочек этот, и проспект Победы. И сейчас расскажу почему. Вы же знаете, трамваи — это самый убыточный вид транспорта. Самый убыточный. Так сделана транспортная схема наша вся, и дороги так сформированы (не мною и не Савенко, а давно), что параллельно идут автобусы и троллейбусы. Экономики вообще никакой. Я на тот момент даже считал, во сколько обходится себестоимость проезда. Сейчас по памяти могу вспомнить: 75 рублей у автобуса, под 98 — у троллейбуса, и 126 — трамвай. При этом средняя скорость трамвая должна быть выше, чем у другого общественного и частного транспорта. Это возможно, если он по выделенке идёт. Когда этого можно достичь, тогда есть смысл развивать этот транспорт. Если ты не можешь среднюю скорость 40 км/ч обеспечить, никакого смысла нет вообще его оставлять. Но, к сожалению, у нас никто не вникает в эти цифры. У нас же как? «Давай! Побежали!» И вот все подняли этот хайп.
Цель общественного транспорта — перевозка пассажиров. Было пожелание, чтобы она была экологически чистой. Если нужна экология — делай троллейбусы и электробусы, которые не требуют таких больших вложений в рельсы, контактную сеть и подвижной состав.
— То есть вы считаете, что в Калининграде не нужен трамвай?
— В Калининграде, ещё раз говорю, его не надо. Вот осталась эта часть и хватит. Теперь к улице Тельмана возвращаемся. Вы спросите жителей, надо ли там трамвай. У тех, кто живет там, для кого, по большому счету, мы что-то и делаем и кто на нём должен передвигаться. «Не надо», скажут. У нас дома все трещат, когда этот трамвай там проезжает. Я сейчас просто человек. Не мэр и не губернатор. Я могу вам сказать, я же человек глубокий, я всегда копаю. Я посчитал всё! Да, конечно, оставлять надо было линию на Гагарина, она выделена была, на Невского выделенка была, в стороне стояла. Средняя скорость там достигалась. Ты для чего садишься в трамвай? Чтобы быстро доехать от точки А до точки Б.
— На «Победке» ведь тоже была выделенка. Разве нет?
— Да, она выделена, только там людей нет.
— Я вот готов поспорить...
— Пожалуйста, я же только за. Я же еще раз говорю, я глубоко считал каждый маршрут.
— Смотрите, вдоль проспекта Победы, допустим, малоэтажные дома и немного жителей. Однако Качанович сейчас строит огромный жилой комплекс в районе парка Теодора Кроне. И городские власти уже обсуждают, что оттуда надо будет как-то вывозить большую массу жителей. И трамвай, по идее, пригодился бы на проспекте Победы именно для этого.
— Какую мы цель преследуем? Людей вывезти или мы про экологию говорим? Просто поставьте на это направление электробусы: и цель будет достигнута, и десятки миллиардов бюджетных средств сэкономим.
Посмотрите на Москву. Она ту сеть, которая у неё была, оставила и дальше не развивает. Она развивает метро и развивает электробус. Тема решена. Трамвай — это затратная вещь для бюджета города. Идти на поводу людей вот этих, журналистов или кто там кричит? Общественников...
— Улица Фрунзе, пожалуйста, можно хоть сейчас линию выделенную строить.
— Ну да, это редкость. А то, что у нас осталось? Берите наш Ленинский проспект, Советский проспект. Трамвай там посередине. Здесь же идут автобусы и троллейбусы. Неправильно это. Не по-хозяйски. Если с семьёй сравнить, тебе бы жена по башке дала бы уже и сказала: «Ты что, блин, свою придурошную какую-то идею хочешь воплотить в жизнь? А на что ребенка одевать будем? А как заплатить за это и за то?» Вот и всё. С бюджетом так же. Это же наш бюджет, калининградцев. Я здесь тоже живу, извините.
— Хорошо. Тогда какие бы вы сейчас вернули трамвайные маршруты, если бы можно было?
— Смотри: Гагарина нормально застраивается со всех сторон. Там бы нормально было. Было бы правильно продлить его на Московский проспект. Однозначно бы оставил на Невского, это тоже загруженная улица. Но это уже история. Прошла она.
— Раз мы вернулись уже к городским темам, то как вы оцениваете работу Елены Ивановны Дятловой на посту главы администрации?
— Неплохо. На самом деле с теми полномочиями и бюджетами, конечно, она делает всё, что может. Понятно, команда подводит, что тут говорить.
— Кто именно?
— Это я не буду говорить. Они все знают, потому что я не стесняюсь обычно и говорю.
— А то там же обыски как раз недавно проходили.
— Ну, обыски и у меня проходили с утра до вечера. У меня в своё время, с 2009-го по 2013 год, вообще ни одного оригинала по проектам на руках не было. Всё было в УВД, в ФСБ. Ну, ничего, нормально, живой. Это нормальный процесс. Я уверен, зная всех руководителей этих служб, люди беспредела не дадут делать. Они разбираются. Поступил сигнал, понятно. Это нормальная работа. В выемках, я считаю, трагедии никакой нету. Поступил сигнал какой-то, да, надо отработать, взять и проверить. Это обыденная нормальная работа, особенно в наше время.
— Вы, кстати, не скучаете по должности мэра?
— Вообще нет. По определению нет. С теми полномочиями, которые сейчас есть, это люди-герои, кто идут на эти должности.
— То есть у вас сейчас отдых по сравнению с тем, что было?
— Это другая работа. Отдыхом это нельзя назвать. Очень много поездок.
— Не, ну меньше нервотрепки, наверное?
— Ха-ха! Ты сравнил! Тут исполнительная власть, а я, извините, законодательная. Конечно, две большие разницы. А то, что у муниципалитетов позабирали полномочия... Я считаю, что самоуправления нет уже. Это филиалы.
— Это плохо?
— Конечно, плохо! Но если вам нравится... Вы, конечно, можете требовать с них что угодно. И население по старинке ещё идёт, обижается, обращается, а там по этим обращениям полномочий уже давно у них нет.
— Если конкретно говорить, по каким направлениям просадки видите?
— Понимаете, вы любого другого можете спросить, и он может комментировать, а мне это будет неправильно. Вы же поймите, я настолько хорошо знаю этот город, я здесь родился, я им 12 лет и 8 месяцев руководил, не считая председателя городского совета. А тогда полномочий у городского совета было больше, чем у мэра, на всякий случай. Ну и, считайте, в 2003 году я стал председателем. Мы землёй распоряжались, разрешениями на строительство, всё у нас было. Всё имущество у нас. Мэр был действительно мэром, как и должен быть. Мы, депутаты, представляли интересы народа, долго там дискутировали, спорили, у нас городские советы, вы помните, были очень длинные, долгие. Но потом принимали решения, которые должен был мэр выполнять. Всё. А сейчас что?
— Ладно, если не хотите в критику, давайте в самокритику. Три ошибки свои можете назвать на посту мэра? Которые бы вы сейчас не хотели бы допустить, и если бы можно было исправить, исправили бы...
— Ух ты, это хороший вопрос. Сейчас... Дайте подумать...
— Давайте хотя бы одну.
— Наверное, по большому счёту, из того бюджета, из той ситуации, которая была тогда... Я выжал максимум, мне кажется, для города, из-за чего и заходил в конфликт с каждым губернатором. А не из-за того, что он мне не нравился.
— Вы же, наверное, потом рефлексировали? И думали, допустим: «Вот сейчас бы я это сделал по-другому точно».
— Смотрите... Помните, мы программы делали... Перед выборами особенно. Когда ещё ЖЭКи были, и мы делали ремонты, которые расписывали на 5 лет. Это были программы ремонта на каждую улицу, на каждый дом. И это почти два моих срока было. Потом уже только перед третьим сроком я сказал: «Ребят, давайте заканчивать, потому что мы людей обманываем». У меня были свои видения. Помните, я постоянно с каждым губернатором боролся публично, как мог. На думе выступал у них, чтобы в бюджет нам больше денег давали. Потому что это областной город, тут больше нагрузка на сети. Из-за этого конфликты у меня со всеми губернаторами возникали и только из-за этого. Я был избранным мэром, а не назначенным, как сейчас. Это тоже такая тема. Потому что мэр по-другому мыслит. А когда главу администрации взяли и назначили депутаты — это другое. Когда ты избираешься и идёшь, когда у тебя предвыборная кампания, это серьезно. Ты же даёшь какие-то обещания. Мне всегда казалось, что я всё-таки найду мудрости объяснить губернатору, что особое отношение нужно к столице. Что сначала надо сделать столицу, а потом уже идти на восток. Здесь моя ошибка была, силы и мудрости у меня не хватило их переубеждать. И бюджеты были вообще смешные, если вы помните. А я планировал, потому что в бизнесе очень чёткое планирование, и я старался чётко двигаться по этому плану. Понятно, ситуация меняется, и ты корректируешь, это нормальное явление. Да, здесь моя ошибка в просчётах была. То, что я людям обещал тогда, что в таком-то году я отремонтирую вам дом, подъезд, крышу... Многое я не выполнил.
— Многие и не помнят уже, наверное. Это же ещё до Фонда капремонта было.
— Конечно-конечно. Потом всё поменялось, понятно. Я был мэром. А если ты мэр, если ты сказал, делай. У тебя в бюджете это, ответственное было дело. От кочегарки до всех строений. По садикам мы всё выполнили. Мосты... Я вообще считаю, что я заслуженный мостовик, когда мы гениально нашли этого мужика.
— Когда на Суворова путепровод строили?
— Да не только на Суворова, почему? Посмотрите: Суворова, Аллея Смелых, Железнодорожная, Высокий мост, Медовый, Деревянный. Мы сэкономили миллиарды для бюджета. А на 9 Апреля, где нас кинули? Всё, говорят, берите кредит, сейчас все сделаем. Мы же начали строить, а потом прекратилась стройка, и тогда губернатор один мудрый говорит: «Да возьмите кредит, я вам потом отдам». Вот взяли, потом отдавали лет 5 эти кредиты, чтобы этот мост достроить. Но он нужен, согласитесь. Если бы не было его, я вообще не знаю, какой коллапс был бы.
— А вот с набережной Трибуца, как считаете, удачная была история?
— Удачная история, я считаю. Понятно, что опыта у нас не было. Мы много ошибок сделали, что тут говорить. Но, тем не менее, хорошо, что сделали её. Понятно, к качеству есть вопросы. Сколько мы её там переделывали, эти подрядчики...
— Да и сейчас переделывают.
— Да, и сейчас. А вспомните 2005 год. Наверное, мало кто знает из калининградцев. Нам дали миллиард и двести тысяч всего, чтобы мы более-менее привели город в порядок к 750-летию, когда приезжал сюда президент. Мы строителей тогда из Литвы привозили и из Польши. И технику тоже. Нихрена здесь не было от слова вообще. Ноль. Ни у «Калининградстроя», ни у Верхолаза, не было Качановичей и Шимко. Ничего не было, даже у великого «Калининградстройинвеста» ничего не было, кроме ржавых кранов. И компетенции не было. О чем вы говорите. И потом, после отъезда делегаций, на развитие Калининградской области пошли миллиарды. Вы же знаете особое отношение нашего Владимира Владимировича Путина к Калининграду.
Надо было срочно всё сделать, строительный комплекс создать. Я тогда раздавал эти земли бесплатно. Только стройте и зарабатывайте деньги, но вкладывайте их в производство асфальта, плитки... и покупайте технику. Это же всё с нуля начинали. А сколько меня критиковали. Потом мне хотели привязать «доброжелатели», что я, оказывается, пораздавал всё без денег, без ничего. А тогда же такое законодательство было, я по договору мог отдать. Да, 90% пошли этим путём. Но 10% меня обманули: взяли землю, продали, блин, и всё, и никуда не вкладывали. Ну, «до свидания» этим людям сказали. Больше не было их на территории Калининграда. Да, мы создали строительную отрасль. Мы ее прямо создали с нуля. А тогда, я помню, проблема была. Кто положит плитку? Где асфальт взять? Кто что может? Вообще ничего не было. Всё везли оттуда. Ну, стыдно было. Что тут говорить. А сейчас, конечно, другое дело.
— У нас с центром города нерешенный вопрос. Где Дом Советов стоял. Там у Антона Алиханова была мысль парк сделать. Алексей Беспрозванных тоже за парк. Но он-то у нас человек новый и пока не особо знаком с историей региона...
— Да, я считаю, что правильно он паузу эту ещё держит, изучает. Очень правильно, кстати. Поведение прекрасное.
— Ваше мнение какое? Что там должно быть на этом месте? Там же огромный пустырь теперь, площадь-парковка в самом центре города. Это как-то странно, да? Получается, у Калининграда нет своего лица и лобного места, грубо говоря. Что там надо сделать?
— Понимаете...
— Понимаю. Политический вопрос.
— Политический вопрос, действительно. Я бы так сказал: это должно быть общественное место. Вы знаете, сколько этих конкурсов проводили? Только город провел два международных конкурса. Потом пришел Цуканов со своим мнением. Провел свои конкурсы. Понатратили денег, я тебе врежу! Я приглашал этого датчанина за свои деньги. Это оттуда появились велосипедные дорожки все. Мы тогда общественные зоны стали делать, которые делал по всему миру датчанин этот.
— Ян Гейл, помню. У него книга ещё есть «Город для людей».
— Он бешеных денег стоил, кстати. Откуда появились все эти велосипедные дорожки? Это же тогда было заложено им и моей командой. Эти все идеи, которые были прорисованы, сейчас потихоньку воплощаются, вся эта движуха. И слава богу! Он же нарисовал всё, что потом Антон Андреевич, надо отдать ему должное, воплощал и сделал неплохо. ДКМ, улица Баранова. Откуда это? Всё оттуда же. Все идеи от этого парня и от КБ «Стрелка», на самом деле. Они им были нарисованы, а там уже следующие команды их потихоньку воплощали.
Тогда у нас не было ни денег, ни бюджета. Вспомните эти бюджеты Калининграда, 6−7 миллиардов, блин. И крутились вокруг них. Ну, ещё там миллиард добавит область. Сейчас посмотрите, сколько область помогает. И при Антоне Андреевиче, и при Алексее Сергеевиче. И правильно, что от города на восток пошли. Время пришло, потому что Калининград более-менее в порядок привели, хотя еще много, что надо сделать. Тем не менее, пошли на восток, и люди туда поехали. Здесь музей какой-нибудь посмотрели — и на восток. Это здорово, что люди там остаются, что у них там работа появляется. Всё идет правильно.
— Так что должно быть на месте Дома Советов?
— Общественная зона должна быть однозначно.
— Знаковый объект какой-то нужен?
— Я думаю, нужен. Надо выбрать из тех четырёх, если взять в общей сложности, проектов и сделать один, который бы не на сегодняшний день был актуален, а на лет 50 вперёд. Но что это? Я не знаю.
— Не Королевский замок?
— Нет, не Королевский замок точно. Новоделов этих хватит, у нас хватает их.
— То есть нужна какая-то абсолютно новая идея?
— Новая идея, но это общественное место должно быть. Никаких там торговых центров. Хватит уже торговых центров в Калининграде. Их достаточно. Если взять на душу населения, мы по этим метрам торговых площадей, наверное, первые в стране. Их тут больше, чем в Москве, наверное.
— Но они при вас, кстати, построились.
— Они при Савенко закладывались. А что при мне закладывалось? Извиняйте, батенька. Я это уже только подхватил. Эти «Европу» и «Кловер» при мне только достраивали. Тем не менее они тоже сыграли свою роль. Но хватит торговых центров. Это должно быть очень интересное место. Посмотрите, как Дубай развивается. Они привлекают лучшие умы — и строят. Сначала думаешь «что это?», а потом, когда построено... Оно актуально и интересно. У меня в концепции, если вы помните, была идея создать серьёзный огромный музей. Когда у нас была народная дипломатия, 26 городов-побратимов, мы с немцами часто говорили. Я Шольцу, а он тогда был мэром Гамбурга ещё, и до него руководителям предлагал, чтобы здесь у нас создать музей тех ценностей, которые не выставлялись ни у нас, ни у немцев. А на этой земле как раз это было бы очень в тему. Это привлекло бы сюда огромный слой туристов со всего мира. И здесь уже дальше бы инфраструктуру готовили, гостиницы строили. Это была бы такая изюминка. По большому счёту, эту задачу можно было решить, если в неё упереться. Её даже Николай Николаевич Цуканов подхватил, но потом что-то остыл по поводу этой мысли.
Зато сейчас на острове построили. Красиво и современно. Эту идею можно толкать. Ну, не сейчас, а когда всё успокоится немного. Это было бы такой очень интересной идеей для Калининграда, потому что нигде больше, ни в каком городе, ни немцы, ни наши бы не согласились. А здесь эту идею можно было бы воплотить. Представляете, сколько людей...
— Какие вы ценности имеете ввиду?
— Которые после войны стали наши, вывезенные у них. Мы же их по закону не можем выставлять. А на этой территории можно было, по соглашению между Германией и нами или с европейским сообществом. Уже договорились бы, привезли всё сюда и выставили на всеобщее обозрение.
— То есть имеете в виду ценности, которые были вывезены нацистами из Советского Союза и которые потом Советский Союз после войны из Германии вывозил? То есть общее собрание сделать?
— Конечно.
— Интересная идея.
— Конечно! Вообще такая идея для Калининграда! Можно сказать, не надо думать о заводах там великих, потому что у нас все-таки здесь тяжело. И с сетями мы ограничены. А эта идея была бы вообще супер. Я её тогда продвигал-продвигал, беседовал и находил в этом плане понимание и с нашей, и с той стороны. Но сейчас всё сами видите.
Текст: Иван Марков, фото: Юлия Власова, Виталий Невар, Алексей Милованов / «Новый Калининград»
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав
Ctrl+Enter
© 2003-2025